Та же условность не только в системе изобразительных средств, но и в самой интерпретации образа. То же стремление передать ряд внешних конкретно-определенных признаков, стремление воспроизвести в портрете некую сословно-генеалогическую единицу, в точном соответствии с ее положением в обществе; отсутствие интереса к движениям человеческой души, ибо за духовным миром человека не признается в старопольском портрете никакой общезначимой ценности; зато важнейшим акцентом является герб,, знаки княжеского или церковного достоинства, точно фиксирующие общественно-сословный «вес» данной личности.
Общей чертой является и связанная с декоративно-плоскостным решением портретов страсть к орнаментированию, та стихия узорочья, которая свойственна и русскому, и украинскому, и польскому портрету. (Здесь возникает и очень интересная проблема восточных влияний на польскую культуру). Ото - принципиально иной этап в познании и интерпретации человека, личности в ее взаимосвязях с окружающим миром и естественной средой, с обществом, чем в искусстве западноевропейских стран. Таким образом, здесь не было и не могло быть прямого, непосредственного заимствования черт европейской художественной культуры, представленного приезжими портретистами.
Не могло быть, ибо уровень постижения человека был иным, исходил из иных общественно-эстетических предпосылок. Лишь после политических перемен, происшедших в Польше в революционную для нее эпоху Просвещения, одновременно, со становлением новой личности стало возможным свободно включение польских художников в мир портретного искусства Европы. Тогда принципиально изменилось и отношение к творчеству западных художников; в конце XVIII века поляк Войняковский, начинавший свой путь художника в краковском цехе, смог воспринять уроки Баччарелли, а в дальнейшем соперничать в лучших своих работах с Грасси.
Именно поэтому было бы неверно считать все традиционное - истинно народным, а придворное, европейское - наносным и чуждым для Польши.